Фото: warhead.su
Статья обвиняемого в госизмене советника главы «Роскосмоса» и журналиста Ивана Сафронова, опубликованная утром на сайте газеты «Ведомости», сейчас недоступна по оригинальной ссылке.
Возбуждение уголовного дела по ст. 275 (государственная измена) и ст. 276 (шпионаж) – это следствие достаточно долгой работы: в основе лежат данные оперативно-розыскных мероприятий, рапорты, справки, отчеты, экспертизы на предмет секретности данных и т. д. Дело возбуждается в отношении конкретного лица, а не по факту утечки какой-либо информации за рубеж. То есть к моменту возбуждения дела на руках у следователя находится не менее 5–7 томов, которые содержат описание преступной, по его версии, деятельности лица, подлежащего задержанию и впоследствии аресту.
Загрузка...
Формально это действие должно быть санкционировано Лефортовским районным судом г. Москвы, который, по традиции, решает вопрос о содержании под стражей в СИЗО «Лефортово». Но тут следствие никогда не испытывало проблем: суд удовлетворяет 100% из ходатайств, отправляя зачастую напуганного и ничего не понимающего человека под арест в СИЗО.
При этом подозреваемый фактически лишен возможности как-то защищаться: интересы большинства из них представляют адвокаты по назначению, т. е. юристы, которых следователь обязан вызвать для предъявления обвинения (согласно нормам УПК). Де-юре это должны быть полноценные адвокаты, которые должны оказывать достаточную юридическую поддержу. Де-факто это люди, которые с первых слов описывают незавидное положение задержанного и предлагают ему подумать о заключении досудебного соглашения. Иными словами, не только признать вину в инкриминируемых деяниях в полном объеме, но и помочь следствию изобличить соучастников преступления. Не обязательно того деяния, что инкриминируют ему: скажем, он готов что-то рассказать о преступлениях других людей – коллег, знакомых, возможно, друзей. Далее следователь закрепляет эту мысль о шатком положении обвиняемого, а чтобы у него была возможность хорошенько обо всем подумать, взвесить все «за» и «против», просто забывает о нем на некоторое время. Для кого-то это неделя, для кого-то месяц, а для кого-то и того больше.
Изоляция от внешнего мира ломает человека и коверкает его психику – пугают неизвестность и непонимание происходящего. Мгновенный разрыв социальных связей невозможно компенсировать ничем. Оказавшись один на один с собой и своими мыслями, человек начинает верить во что угодно. В том числе – что он, возможно, действительно шпион, предатель Родины. Эти мысли очень важны для следователя, они потом буквально культивируются всеми доступными способами. А их у следователя, поверьте, хватает.
Всего в год по шпионским статьям осуждается где-то до 10 человек – при этом следствие по каждому делу идет 17 месяцев (предельный срок, согласно УПК). Сколько человек находится в оперативной разработке, не известно, но, по самым скромным подсчетам, это не менее 50–70 человек. При том что с момента получения оперативниками каких-то первых материалов, свидетельствующих о «преступной» деятельности человека, до возбуждения уголовного дела может проходить длительное время – год, три и даже пять. Все зависит от загруженности отдела. Если есть что расследовать, то хорошо, если нет, то всегда можно покопаться в прошлом.
Конвейер работает непрерывно, и не суть важно, кто ты – чиновник, домохозяйка, продавщица, журналист, ученый. Подойдет любой, кто хоть каким-то образом контактировал с иностранцем. Любым.
Как показывает практика, возбуждение одного уголовного дела в отношении отдельно взятого человека – не самоцель для следователя. Ему куда важнее построить так называемую уголовную прогрессию. Ее смысл в том, что обвиняемый не только признает вину, но и даст показания на других людей, благодаря чему следствие получает возможность возбуждать все новые и новые дела. В этом суть и досудебного соглашения: смягчение наказания в обмен на показания.
Теоретически схема неплохая: если человек действительно виновен, знал, на что идет, и все равно делал, то да, наверное, такой выход для него есть. А если человек готов отстаивать свою позицию? Тут у следователя есть готовые ответы: подумать над сроком (так, может сказать он, тебе светит двузначная цифра, а по досудебному соглашению – 6–7 лет), подумать о родных (тебя никто не дождется), предложить звонок близким (в обмен на нужные показания, разумеется).
Если тебе 30 лет, в конце концов, все можно пережить и перетерпеть. Но если обвиняемому уже за 60 и впереди маячит солидный срок на зоне, то человек ломается. Его нельзя судить за это – каждый сам волен делать свой выбор. Но я неоднократно слышал, что в местах лишения свободы информацией о «досудебщиках» интересуется не только администрация исправительной колонии, но и осужденные. Я свой выбор, к слову, сделал – никаких сделок.
Под подозрение могут попасть люди самого широкого круга. В зоне риска в первую очередь те, кто не может за себя постоять, кто подвержен влиянию, кого можно «отработать» в тишине. Таким образом формируется круг потенциальных жертв. Если попытаться вывести портрет среднего обвиняемого, то «предатель Родины» будет выглядеть следующим образом: мужчина или женщина (не важно), возраст – 50+ (можно больше), с высшим образованием и имеющий допуск к сведениям, составляющим государственную тайну (не обязательно, но желательно), контактирующий с иностранцами (либо по работе, либо в частном порядке). Такой набор позволяет достаточно просто подвести любую работу под положения ст. 275 УК.
Можно работать, скажем, ученым, заключить контракт с иностранцами в интересах своего института – совершенно официально. Но следствие может счесть подписание такого контракта государственной изменой и передачей секретной информации за рубеж. Если будешь бороться, получишь те же 7 лет колонии из возможных 20. Такой же срок можно получить и другими методами. Заключив сделку со следствием, назвать соучастниками нескольких коллег и подвести их под статью. Люди, от которых ты зависишь, убеждают: зачем одному за все отвечать? В качестве бонуса, если повезет, позволят позвонить жене из кабинета следователя.
Ученые вообще находятся в зоне риска: человек, согласившийся на сделку со следствием, должен не только рассказать все, что подтвердит доводы следователя, но и показать на тех, кого потенциально можно подтянуть к делу. Практика последних лет показывает, что ученым в возрасте чаще всего сложнее оказать полноценное сопротивление. А такие люди следствию и нужны.
Еще один тренд последнего времени – это переквалификация дел о контрабанде военной техники или запчастей в дела о шпионаже. Многие такие дела политизированы.
Я много сидел с гражданином Украины, которого задержали по подозрению в контрабанде комплектующих и запчастей к военной технике. Он контрабанду и не отрицал. По этой статье ему грозило 3 года колонии общего режима. Он был к этому готов. Не прошло и года, как его уведомили, что дело о контрабанде закрыто, а вместо него появилось дело о шпионаже. Его расследовали за пару месяцев. Вину в шпионаже сосед не признал, бился в суде и получил 12 лет строго режима (речь идет о бывшем футболисте Василии Василенко, который, по данным ТАСС, планировал передать комплектующие к ЗРК С-300 концерну «Укроборонпром». – «Ведомости»).
Аналогичный случай был в Краснодаре, только там срок для гражданина Украины оказался чуть меньше – 10 лет колонии строгого режима (речь идет об Александре Марченко, который, как писал «Интерфакс», собирался приобрести запчасти к ЗРК С-300. – «Ведомости»).
Под угрозой попасть под ст. 275 находятся и граждане, имеющие родственников и знакомых за рубежом. Причем заграница не обязательно должна быть далекой: достаточно жить в Крыму, сфотографироваться на фоне военных кораблей и отправить фото условному дяде, являющемуся гражданином Украины. Впоследствии есть риск узнать, что ты шпион, выполняющий задание украинских спецслужб, а твой дядя вовсе не родной человек, а кадровый агент, завербовавший тебя, пока ты лежал в пеленках сразу после рождения. Звучит несколько утопично, конечно, но ничего нереального в этом нет.
Безусловно, среди тех, кого обвиняют в шпионаже/госизмене, действительно есть те, кто сотрудничает с иностранными спецслужбами, но настоящих шпионов, думаю, не хватает. А система требует все новых и новых дел, она так построена и устроена, по-другому она не умеет. Полагаю, что и следователи сами это понимают – не будет дел, возникнут вопросы к их компетенции у начальства: мол, это не шпионов мало, а вы плохо работаете. За такое можно и 13-й зарплаты лишиться, да и звание очередное не получить.
У меня нет сомнений, что в нашей стране работают самые настоящие разведчики – как под дипломатическим прикрытием, так и нелегалы. Но первые объективно неинтересны: дипломата нельзя арестовать и судить, можно только выдворить, а это мелко. Чтобы поймать агента-нелегала – профессионала, прошедшего спецподготовку и т. д., нужно очень сильно постараться, его поимка – это редкость, помноженная на большую удачу. Полагаться на это нельзя, увы. Вот исходя из этого и растут в России шпионские дела: проще брать своих, чтобы другие боялись.
Но только боятся не чужие, а свои.
* Иван Сафронов был задержан 7 июля 2020 г. по подозрению в государственной измене и сейчас находится под стражей в СИЗО «Лефортово». Текст этой статьи «Ведомости» получили от адвокатов Сафронова.